Владимир Толстов. Калужские рассказы часть 1-я

 

                                                            Владимир Толстов

                                              Калужские рассказы   часть 1-я

 

                                           Монах  из  Кожевников

      Старожилы  района ул. Энгельса и нижней Степанки (ул. Степана Разина) рассказывали такую местную легенду про монаха. Когда-до революции, в районе церкви Рождества Христова в Кожевниках находились две церковно-приходские школы, одна на углу улицы Широкой, другая на том месте где сейчас стоит 18-я школа. В  этой церковно-приходской школе преподавал один молодой монах, юноша был очень образованный. Очень дети его любили, такой он был хороший, добрый. И вот случилась революция, и церковь объявили вне закона. Начались гонения, и стали закрывать монастыри, храмы и церковные школы при них. Пришли и в эту школу. Сидит этот монах-учитель и не уходит, а вокруг него ученики. Встали кругом дети и не отдают учителя. Обозлились большевики такому упорству и неподчинению, выволокли учителя из школы - дети в крик, а кто постарше залезли на колокольню и давай звонить!

     Большевики взбесились! Монаха этого прямо возле храма расстреляли и колокол сбросили, храм закрыли и сделали из него склад. Долго ходили к этому месту при храме дети, плакали.  И вот один раз, уже ночью, проходившему мимо храма человеку привиделось, что стоит на том самом месте этот монах, душа неуспокоенная. С тех пор стал он людям являться, охранять это место. Появится в Хлюстинской больнице, что недалеко стоит от того места, по коридорам походит, а как зайдёт к кому в палату и кто увидит его, коли верующий, так те люди сразу на поправку шли.

     Молва пошла про эти явления, что монах святым духом излечивает. Да понятное дело, при большевиках такие разговоры пресекались. Простой люд не боялся монаха, а наоборот. Только советской власти этот монах на этом месте ничего не давал строить. За что ни брались; то грунт уйдёт в сторону, то оползень, то подземные воды пойдут. Доподлинно неизвестно почему в народе  закрепилось название, именно, Черный монах.  Так в этом районе храм и стоит, не снесли. И школу там построили, вроде как монах разрешил - для детей.  Так и осталась школа да храм. Перестал Черный монах являться только тогда, когда храм открыли, успокоился, значит, своё дело сделал и ушёл. А на том месте где монаха расстреляли, люди - те самые дети, которые уже  выросли к тому времени, тайно положили камень. Лежит он на южной стороне от храма. И дома и стадион вокруг этого места построили, и жизнь наладилась, слава богу!

    И вот уже совсем недавно монах снова появился. Пишу об этом потому, что мне это доподлинно известно из первых уст. Свидетелем его появления был мой хороший знакомый, сторож той самой легендарной школы. Странным тогда ему показалось то, что ночью по второму этажу школы вдруг стали громыхать шаги, кто-то ходил. Неужто проник в школу незванный гость или вор? Не успел сторож подойти к лестнице на второй этаж, как перед его носом открытая дверь с шумом захлопнулась! Тут и сторож ненашутку перепугался - в школе все двери и окна закрыты, сквозняков нет. Зашел он на второй этаж, а шаги уже раздаются на третьем, пошел на третий  а шаги уже внизу на первом, и так далее. И так продолжалось  какое-то время. И тут мой знакомый впомнил легенду про того самого Черного монаха, подошел к окну и стал креститься на Рождественский храм, что был виден из него. Тут наваждение и пропало, и все в школе стихло. Только на следующее утро сторож  догадался  зачем приходил Черный монах. В ту самую ночь под улицей Фридриха Энгельса провало трубу горячего водоснабжения от избыточного давления, а мороз на улице был градусов двадцать. Запорная арматура в  школе не выдержала, и вскоре подвал наполнился кипятком. Тут то и явился на подмогу защитник школы и детей, наш монах, и поднял шум, сторож пока ночью ходил по школе увидел валивший из подвала пар. Подвал открыли, увидели вовремя проблему и устранили. Получается, что не успокоился ещё монах, периодически появляется, если вдруг наступают катаклизмы и детям грозит какая-то опасность.

                                                     Слепая Алёнушка

      История эта старая, почти забытая. Жили до войны при Хлюстинке слепые. Советская власть о них позаботилась. Нашли им место, выделили дом на  перекрестке старых улиц Лермонтова и Фурье. Недалеко от Жировского оврага издавна были старые конюшни. Со временем обжились незрячие люди в этом доме. Молодые ребята ходили везде, каждую тропинку знали. И к Оке по оврагу ходили, и в город на торг. Жила среди них молодая верующая девушка, слепая от рождения. Звали её ласково — Алёнушка. Фамилию её никто уже не помнит. То ли Смирнова, то ли Симонова. От природы она была наделена исключительной памятью, слухом необычным и ловкостью. А что креститься она иногда, так считали, что когда кругом слепые, так вроде и не видит никто, и прощали. Так жили они дружно в своем доме, пока не началась проклятая война. Пришёл немец. Начались бои. Старались наши бойцы снять осаду с Калуги. Приходили ночью разведгруппы, пытались выяснить обстановку. Тут-то и попалась им на пути наша Алёнушка.

— Что вам нужно, - говорит она - я всё узнаю. По городу я хожу спокойно, что со слепой возьмёшь. Хожу от храма к храму, помолюсь и дальше иду. Остановили как-то раз немцы, стали проверять. Открыли глаза, а там всё белым-бело! Так и всё. Хожу теперь, где хочу.

    Так целыми днями ходила Алёнушка по городу и всё запоминала, где машины тарахтят, да сколько их и где  они стоят определит. Сколько солдат немецких, по голосам всех врагов посчитает. Да что наши люди говорят-рассказывают, тоже. Одно. Другое. Так целая картина и складывается, да получше, чем у зрячего. Придут ночью разведчики-связные, им Алёнушка всё  расскажет, да ещё проведёт по темноте так, что ни один фашист не заметит. Ни один сучек  у неё под ногой не хрустнет, не шелохнётся. Такая  аккуратная была, ловкая девушка. Так что после её маршрутов наша разведка ходила где хотела невидимой.

   А как бои за освобождение Калуги пошли, так и  выбили врага из города быстро, так как все уязвимые места были нашим солдатам известны. Освободили Калугу уже 30 декабря 1941-го, под самый Новый год. Но не забыли и про дом слепых и Алёнушку. Уже в феврале 1942 года создали на месте старого дома и конюшен калужское предприятие всероссийского общества слепых «Сигнал». Стали там изготавливать валенки и обувь для фронта. Вот такая была девушка-герой, слепая Алёнушка. И до сих пор на «Сигнале» ходит молва, что была эта Алёнушка не кем иным как святой – освободительницей Калуги. И действительно, накрыла Алёнушка своим невидимым крылом город, защитила. Про святых в советское время говорить было не принято. Но вот, действительно чудо, что освободили Калугу уже в 1941 году, а это, не стоит забывать - начало войны, уникальный случай. Так и простоял освобождённым  город  до конца Великой отечественной войны. Вот такая была Аленушка - покровительница Калуги.                              

                                             Хромой  Иван

       В те далёкие советские времена прошлого века ходил по нашему городскому рынку настоящий пират! Звали все его просто: дядя Ваня. Из толпы кто-нибудь кричал: "Хромой Иван идёт!  Лет ему было под  60. Одноногий, на  второй  деревянной ноге, в тельняшке, седые волосы и седая борода, с трубкой во рту. Одно время после Сталина была повальная мода трубки курить! И в довершении всего сидел у него на плече, такой же старый как и он сам, попугай! Говорящий! Ну чем не персонаж из  книги про капитана Флинта! Это было, как говаривали в то время, «через шкеньдель на канифас», то есть отпад! Шарманки у него не было, зато крутил он такую круглую музыкальную стрекоталку, что продавались в то время в "Детском мире" , в "Ракушке". Ходил он не там,  где сейчас купол бывшего рынка стоит, а гораздо ближе к  Успенской церкви и Березуйскому оврагу, где в ту пору находился Сталинский деревянный колхозный рынок, с большой деревянной аркой, со знамёнами над входом. Примерно тоже самое, что и в фильме "Операция Ы", с такими же точно рядами, да и с такими же людьми. «Налетай-торопись, покупай живопись!». Было время, когда самым ходовым товаром для детей были сахарные петушки. Послевоенное время  особое, в радость было ребенку после голодухи съесть или кусок сахару, или петушка на палочке, как в сказке Пушкина о золотом петушке. Были петушки желтые, красные и коричневые, а когда сахар пережигали, так тёмно-бурые. Хромой Иван и продавал эти самые петушки, а что бы детям было веселее, на плече у него примостился попугай, которого звали Гоша, популярное тогда имя. Попугаям имена давали с шипящими звуками, такова особенность, или на Же или на Ка, чтобы можно было поцокать языком. Жека, Жако, Вака, Жора. В то время был, можно сказать, экзотический "Попугайный Бум". Популярная советская радиопередача про Отважных капитанов  рассказывала юннатам об экзотических странах, увлекательных путешествиях, про джунгли и  необитаемые острова. Юные натуралисты бредили экзотическими животными! Попугай Гоша был красавец с лимонно-желтым оперением, большим хохолком и красно-синим мощным клювом. Прокуренный кряхтящий голос Хромого Ивана летел, как фрегат, над рынком!

   -  Подходи, не зевай петушка покупай!

     Что-то  в его виде было от актёра советского кино Альгимантаса Масюлиса, глаза навыкате, мясистый нос, борода клином! Такой в нём был замес разудалого матроса-пирата.  Детей в округе он всех знал по именам. А тех, кто больше всего крутился вокруг него, всегда по-доброму поддразнивал. Не Сережа, а Сёлька - годов тебе сколько?  Не Вовка, а Волчёк - продай рупь за пятачёк! Не Сашка, а Сашок - купи сладкий петушок! А если не покупал - Сашок, Сашок где твой горшок? Прибаутки и шутки сыпались из него как из рога изобилия. Когда под вечер поток покупателей сходил на нет, у Хромого Ивана появлялась гармошка, и он, уже изрядно подслащённый выпитым, наяривал на ней какую-нибудь  кадриль. Крутились  парни, девки, кадрили друг друга, потом вся ватага перемещалась во двор Заовражной, за длинный деревянный стол, стоящий там для посиделок и домино, который заполнялся постепенно едой, появлялась выпивка, слышались частушки, ржачь, так могло продолжаться дотемна. Висел на столбе одинокий рупор-фонарь, покачиваясь в такт ветру и песне, доносившейся из глубины двора. Это во всю свою морскую душу пел никакой не Флинт, а наш дорогой  победитель, герой войны - дядя Ваня: "Из-за о-стр-р-р-ава на стр-р-режень, на просто-о-о-о-р-р-р р-р-р-ечной волны-ы-ы  выплы-ы-в-в-а-аю-ю-ю-т расписны-ы-ы-я Сте-е-еньки  Р-р-р-а-а-зина ча-а-лны..."

                                       Мужик  на   качелях

        Сколько же понарассказывали историй про этого самого мужика! Первое, что нужно отметить, этого самого мужика рядом с моим домом первыми увидели две бабки с Воскресенского переулка  рано утром осенью. Этот мужик, весь с ног до головы обмотанный скотчем, висел на дереве, над головами прохожих, на качелях, напротив красного здания пединститута, на высоте метров пяти над землёй. Бабки, знамо дело, перекрестились и заохали. Что ж это такое, господи!? И побежали к батюшке в близлежащую Никитскую Церковь, сообщить об увиденном.

     Что тут началось! Народная молва несётся, как известно, впереди планеты всей. Сразу откуда-то выплыла версия о бомже, которого убили и, чтобы скрыть следы, замотали в полиэтилен. Достоверности добавляло и то, что мужик был в  кроссовках. Ну что ж, поговорили, а потом вспомнили, что такого же полиэтиленового  мужика  видели ещё не так давно сидящим на карнизе дома на Театральной улице. Не иначе как шутка чья-то. Мужика снимать не стали, а выставили ночную засаду из двух оперативников на предмет  появления здесь авторов подвесной инсталляции (вычислили, что тех было как минимум двое, одному сложно провернуть подобный альпинизм). Но и от этой идеи скоро отказались. Что же, не снимать же они придут свой прикол!  Зачем тогда вешать? И успокоились все. А пусть висит. Никому не мешает и людям веселее. Кто ни проходит мимо, все хихикают. Только одна бабка, озабоченная, всё не унималась, рисуя слушательницам "сарафанного радио" на скамейке ,сцены из голливудских фильмов ужасов, не иначе как насмотрелась по видику у внучка.

  - Господи, -стонала она, бабки, что были рядом белели в лицах. - Он поди-ка, этот бомж, уже разложился - сколько дней  прошло. Что ж не снимают они его, бедного? Бабкам для пущей затравки обрисовывала она, что снится он ей, и  как по ночам приходит к ней этот бомж, протягивает  синие руки и фиолетовым лицом блеет: "Сними меня, бабушка, с этих проклятых качелей, устал я висеть. Я высоты боюсь!"

    Вскакивала бабка с криком посреди ночи, и деться после этого некуда - глянет в окно, а он там. Подует ветер, и он начинает болтать ногами и раскачиваться. Позвонили опять в полицию. "А что мы, бабушка, сделаем? Ну приехали, на подъёмнике подняли розыскную собаку. Та молчит и только хвостом виляет, учуяла что-то, зараза, а что, непонятно. Загадка. Так и уехали". Социальные сети тоже не унимались, а что толку, авторов-то нет в наличии. Потрындели и затихли.

    Вопрос, который в прямом смысле повис в воздухе, разрешился просто. По Калуге должны были пронести олимпийский огонь. Мужик исчез в одну ночь, как ветром сдуло, а бабка поутру проснувшись, поняла, что видела она до этого один долгий и страшный сон, просветлела от этой мысли и помолодела аж лет на 20, вышла замуж за продавца птичьего корма, который в скором времени увёз её в Крым. А дом, в котором она жила снесли вскоре, наверное в этом месте была геопатогенная зона! А то, еще интересней, возможно был там астральный проход в параллельный мир, из которого и появлялись эти «полиэтиленовые люди». Кто знает. Но всё возможно в нашем несовершенном мире. 

 

                                     Ангел  Лаврентьева  монастыря

     Этот необычный рассказ о событиях, происходивших в конце Гражданской войны, который не один раз слышала от своей матери, поведала мне 80-летняя калужанка. Вот этот рассказ.                                                                  

  -  Я маленькая была, а всё помню, как сейчас. Тогда жили мы с матерью недалеко от Лаврентьевого монастыря. Как-то раз мать пришла со службы из монастыря и говорит:

  - Всё доченька, пришли большевики и монастырь закрыли. Что мы теперь будем делать, как жить?

    Потом пришли красные и к нам в дом.

  - Давайте, - говорят, - кровати и всё, на чём спать можно. В монастыре открывается лагерь  для перемещенных  лиц.

   Вот, помню, видно в проход ворот, много там кроватей и нар сколоченных стоит. Столько много народу внутри, что не протолкнуться,  не то что лежать, сидеть негде. Многие стоят. Оказывается, свезли их со всей округи туда, и неблагонадёжных и монахов даже. Повыгоняли их из монастырей, и сами же назвали их беглыми монахами. И беглых других тоже, и белых, и эсеров и меньшевиков - и в общем, перемешались все как селедки в бочке, как в колоде, карты всех мастей. Все маются, страх в глазах. Что с ними будет, никто не знает.

   И вот ночью тихохонький стук к нам в окно. Мать шёпотом: "Кто там?" А там голосок тонюсенький: "Я сестра божия, я из плена убежала". Отперла мать дверь, а там монашенька  стоит, вся трясется от холода, по щекам слёзы текут.

   -  Что ты, милая, ну иди,  иди сюда, - мать её шепотом манит к себе. - Что ж ты в чёрном? У тебя что, кроме монашеского одеяния ничего нет?

   -  Нетушки у меня ничегошеньки...так вот я и ушла оттуда.

  -  Как же ты ушла? Там же везде ворота да засовы!

  - Я, - рассказывает слабеньким голоском монашенька,  - ближе к ночи, стала молиться около стеночки, ото всех отвернулась. Молюсь и вдруг чувствую, что рядом со мной тоже кто-то стоит, молится. И вот он мне на ушко и говорит: "Я ангел твой. Будь со мной. Иди впереди. А я за тобой!" Опешила я, чудиться мне, как во сне, аж дар речи потеряла. А в уме всё крутиться: куда идти то? А он меня так легонько подталкивает сзади да под бочок. Я и пошла вдоль стеночки. Темно там у стены-то, а как подошла, так и не поверила сначала. Открываются вдруг ворота, и машина въезжает такая с открытым верхом, все солдаты к ней, важный, значит, командир приехал. И тут понимаю, что иду я к этим открытым воротам, молюсь, молюсь, и вроде как из солдат никто меня не видит, все отвернулись, и я как бы под покровом Пресвятой Богородицы. Так и вышла за ворота. Господи, куда же я теперь? Перекличку утром кликнут, а меня нет!

     Ладно, - говорит мать, - ты вот надень мою старую юбку  да вот рубаху да пошли быстрее. Я тебя к брату отведу в деревню пока ночь, тут верст десять идти через лес. А там говори, мол, из города, голодно там, на работу за пропитание иду. Молодая -возьмут. Не ленись только, да чур молчок про монашку, рот на засов, молись, да про себя. Поняла хоть? От смерти ты, девонька, видать ушла. Ангел твой тебя вывел от туда.

    Вот и не верь в чудеса после этого. Собрались тихонько и ушли. А потом мама в трудные минуты - часто эту фразу монашенки повторяла: "Ангел мой. Будь со мной. Иди впереди. А я за тобой".

 

                                               Зелье для Кощея

       Не знаю, помнят ли люди с послевоенной Луначарки такую историю. Лет ещё 50 назад почти вся ул. Луначарского была деревянной, особенна та часть, которая со стороны Жировского оврага. Какие там были резные дома, какие сады цвели! Сказка! Теперь такое даже во сне представить невозможно.

     Жил внизу Воскресенского переулка мужик, которого все звали Кощей. То ли от фамилии - Кощеев, то ли от того, что был он длинный и худой. После войны во всей  округе он был известен тремя вещами:  выпивкой, портняжным делом и мастаком по женской части. Не в обиду будет сказано, потому как обшивал он женщин, а после войны мужского полу осталось не так уж много - мужики, так сказать, были наперечёт и в почёте всегда. А раз ещё и холостой, как Кощей, то тут тебе  и весь карт-бланш, все карты в руки.

     Любитель он был крепко заложить за воротник. А тут ещё одна тёртая баба решила его женить на себе! Одно дело сказать - другое сделать!  У одной старой бабки достала она самое настоящее приворотное зелье и решила опоить его. Но бабка эта сказала так:

   -  Девонька, чур уговор на тебя.  Перед тем как ему давать эту настойку, должна ты недельный пост держать  на капустном соке и на репе. Вон ты какая жирная, тебе такой мой наказ! Не выполнишь - не получишь жениха! Система была указана такая: что хочешь  делай, а  только тебе в это время надо читать Библию, а то дело не выгорит без божьего содействия.

    А баба-то ахнула,  партийная она была,  неверующая,  но что во имя счастья своего не сделаешь?  Ладно, буду читать - куда же деться. Взяла отпуск за свой счёт. И села. Вот стала читать Святое Писание, а так как ей это было внове, то стала она читать её как просто книгу, вот, мол, взяла в библиотеке и читаю, попила капустного сока, и опять!

      Да вот стала постепенно вчитываться и увлеклась. Оказывается, в этой книге было написано как-то по-другому, вроде повесть не повесть, рассказ не рассказ, сказка не сказка, не возьмёшь в толк почему так, а интересно. Так читала она три дня, сок пила, а когда заснула, приснилось ей, что сидит она в белом цветущем саду, а рядом с ней стоит человек, тоже в белом, волосы длинные, пшеничные,  с рыжиной золотой, глаза красивые, серо-голубые, и показывает он на человека,  что под деревом лежит. Кто ж это? Гляжу, никак это Кощей пьяный лежит! Прикинулся шлангом, аж скрутился весь как змея, и шипит! Стало ей во сне так обидно и стыдно, вот он, женишок, во всей красе, гад ползучий! Встрепенулась аж вся да и проснулась! Холодный пот прошиб. Да какой он мне женишок? Несуразный, некрасивый. Усы как у таракана, наглый, морда как у селедки, рябой да фитильной. Другое дело этот, такой, аж сердце к нему тянется. Светло кругом от этого, и вправду, свет такой красивый, льётся равномерно. Не от голодания ли? Да нет, на руки посмотрела - нормальные руки, а свет кругом как в сказке.

  - Господи! - так и вырвалось у нее из груди. - Красота-то такая, что ж я раньше-то этого не замечала, а всё в землю смотрела, под ноги.

      Так у нее и прошла неделя в озарении. И вышла на белый свет из заточения, не баба обрюзгшая, похотливая, а чистая молодая женщина.  Да не пошла она после этого к портному подшиваться. А рассчиталась с работы, положила партбилет на стол и уехала в Боровск, где видели её спустя несколько лет с высоким мужчиной и с двумя детишками,  и шли они  в сторону Оптиной пустыни, собирали придорожные цветы и смеялись. Вот вам и приворотное зелье!

                                           Заговоренный Орлик

      Если и есть на свете Фортуна-Удача, то это относится в полной мере к моему хорошему знакомому - деду Семенову. Он в свои 85 был ещё ого-го ... Гулял таким достаточно быстрым шагом, не знаю почему, но ноги у него пружинили, не то что у других дедов-пенсионеров, которые шаркают. Этот нет. Молодец. Так вот. Про фортуну. Как-то, сидя во дворе на скамейке, он поведал про себя вот такую историю. Было это во время Великой Отечественной войны, и был он тогда совсем ещё юнцом необстрелянным, только-только усы начали у него наметились. Была уже глубокая осень и, в Калуге уже стояли немцы. Подошла группа наших с правого берега, и командир поставил ему задачу: сходить посмотреть поближе дислокацию немцев, рассмотреть  в бинокль мелкие детали, зрение-то у него было отменное, как у орла! Да его так все сослуживцы и звали - Орлик! 

        Пробрался он по-пластунски перед рассветом  и вылез как раз правее Воробьевки. Напротив,  чуть повыше,  Казанская церковь, ещё выше - бывший монастырь. Дождался, пока солнце встанет, и стал осматриваться. Взял бинокль. Стал детали изучать, запоминать. И вот как только в  объективе бинокля показалась Казанская колокольня, из неё что-то сверкнуло! Бац!.. И бинокль у него в руках раскололся! Вдребезги! И только он и успел сообразить, что до этого был такой  странный металлический щелчок и звук... Вжик!  Ощупал лицо, голову. Глаза видят.  Цел! Отскочила  тварь-пуля по какой-то траектории.  А бинокля-то нет. Что ж делать?! Это же снайпер! Теперь и высунуться-то нельзя, снимет на раз  как пить дать!

      Почуял я тогда хребтом, что немец этот отменный стрелок. Испугался, аж затрясся. Что же делать? Лежал так неподвижно, высовываться -то нельзя из-за бугорка. И вот что я придумал. Сбоку от меня чернела такая грязная жижа. Ну, думаю, чему быть, того не миновать и нырнул в неё. А вынырнул, так стал весь, как грязь вокруг, черный. Слился я с этой грязью и пополз, как червяк. Проползу и замру. Так стал я выползать из этой снайперской зоны подальше. Снайпер, скорее всего, подумал, что снял меня. И я так подумал. И тут опять. Щёлк! Аж сердце в пятки ушло.

    Смотрю, где плечо,  клок бушлата оторван. То бушлата.  А я целый.  Вот тут-то я и побежал по какой-то немыслимой траектории с моментальными изменениями движения и ускорениями. А кому хочется быть мишенью и тире? Уже добежал я до спасительных кустов - и тут опять этот леденящий сердце звук! Что-то треснуло у меня под ногой, как будто её на время не стало. Я рухнул и перекатился в какую-то ложбинку. Поднял ногу, притянул к себе - нет низа сапога, пальцы одни торчат  наружу. Подошву снёс фашист! Пальцами пошевелил - целые, только ноют, видно, отшибло. Что ж, думаю, тварь! И злоба меня такая разобрала, и радость от того, что живой! Лег я на дно этой ложбинки и захохотал как ненормальный. А потом встал и пошёл как ни в чем не бывало и дошел до самый кустов. Будто заколдованный я был неведомой силой. Пришел к командиру, докладываю. А он смотрит на меня и говорит: "Да ты весь в лоскуты порван, будто тебя собака грызла. - Покрутил он меня и насчитал, что снайпер в меня три раза попал и один раз в бинокль. - Заговорённый ты, что-ли, вся рожа синяя и ни одной царапины! Как в песне: "Вот Пуля пролетела - и ага..." А дальше как повезёт. Вот и весь сказ. Пуля, выходит, и впрямь дура, а боец молодец!

                                                        Нина Джоплин

     Наши люди знают, что "Ромашка" - это символ народной любви советского времени. Какие же вкусные были там корзинки и эклеры, соки в перевернутых стеклянных колбах. А на углу рядом с "Ромашкой" по обыкновению собирался всяческий народ, молодёжь. Молодёжь - это не люди, это "пипл", как раньше говаривали захиппованные, или хипари, хиппи. Неотъемлимым трибутом хиппи  были длинные волосы," хаер", которые учителя в школе называли "патлы". Патлатые люди носили брюки клёшь, клешняк, а вставку в них называли клином. Чем цветастей был клин, тем хиповее, и совсем "крутняком" был красный клин. Все приходили в недоумение от это красного клина. За это в то время могли впаять и антисоветчину.

      Нина Джоплин была завсегдатаем, заводилой этого хиппи-лэнда у "Ромашки". Джоплин её звали в честь голосистой блюзовой хип-певицы того времени, американки Дженис Джоплин. Да и кто тогда не знал "святую рок-троицу": Джим, Дженис и Джимми (Моррисон, Джоплин и Хэндрикс) - хиповский иконостас, вечно молодые мученики за свободу, против войны во Вьетнаме, которые погибли на рок сцене от передозняка. Нина Джоплин  была своей "герлой", символом прикида (одежды),сбоку у нее висела холщевая вязанная сумка с "3J" (не путать с 3D :) - та самая рок-троица), с другого боку висела гитара, клешак на джинсах "Врангель" (это не барон времен революции, а так называли фирму Wrangler) и "пробка" - туфли на гигантской пробковой платформе. Коротконогие девицы на пробковой платформе сразу превращались в длинноногих герлушек, отбоя от женихов не было. На Московской площади  стоял свой в доску памятник всеобщего внимания - Пашка из "Ромашки". Смотри, какой клешак у Пашки! И вправду, у Пашки классический клёш! Не верите?...сходите посмотрите! Нина Джоплин выделялась из толпы звонким, и одновременно хриплым, сиплым и прокуренным голосом. Если подходила милиция, Нинка сразу хлопала себя по бедру, где висела гитара с наклейкой «КСП - Клуб Самодеятельной Песни им.Чехова "Чайка"».

 - Поём в Обнинске, Дубне! Физики - наш рулевой !

    Голос у неё был отменный. Стоило ей запеть что-нибудь типа : "Это время стучит: БАМ! Наше время поёт: БАМ!" или "Милая моя, Солнышко лесное, где в каких краях встретимся с тобою!..", как менты сразу обмякали и сдавались, никого не трогали. Но только они отходили, "солнышко" сразу преображалось в "рэйн, рэйн, рэйн ин май тирз" (это из репертуара Юры Хипа, так тогда слэнгово называли ансамбль "Юрайя Хип"). Часто исполнялся и суперхит "Йеллоу Рива" преобразованный народными умельцами в русскую песню… "Милый Карлсон, летит к нам с крыши, наш добрый друг, наш чудесный друг".  Или подходил "человечище" и предлагал заценить "Пласт Железнодорожников  72-го с Птицей", это означало, что у него есть виниловый альбом американской группы "Грэнд Фанк" 1972 года под названием "Феникс". Было классно!!! Летом всей толпой срывались на вокзал и ехали на оленях (электричках) и по трассе (стопом) в Крым, в Планерское! Солнце, любовь, вино, море, горы! Романтика. Молодость.

     Годы шли. Наступили лихие 80-е. И вот спустя энное количество лет, я снова увидел Нину Джоплин. Как-то постепенно она превратилась сначала в выпивоху, а потом и в алкашиху, её недавно милые губы потрескались, опухло лицо, уши оттопырились, гитара куда-то делась, походка стала неровной, хайры-волосы стали неопрятными, висели засаленными патлами. Но её по-прежнему мужики кликали Нинка Джоплин, а некоторые по незнанию и тупости просто Жоплин. Тесная компашка выскребала из карманов помятые "тугрики" (рубли), сбрасывалась, и уходила куда-то за очередной бутылкой. "Перестройка", потом ГК ЧП и Нинка вообще куда-то пропала.

       Но вот уже совсем недавно я увидел её свежую и опрятную, просветленную, она пела в церковном хоре чистым красивым голосом. Глаза её светились. Она!!! Нина Джоплин. Нина. Перекрестился я и отошёл в сторону, а потом долго ещё смотрел на неё и слушал её  голос! Вот ведь! Выходит, что прошла она сквозь пьяную воду, медные рок-трубы и перестроечный огонь и вылетела из него как та птица Феникс  и осталась чистая, как ангел с ясными глазами и дивным голосом. Стоит Русь на таких женщинах, как она, благословенна и почитаема ею, за  жизненные тернии, и за то, что никакая грязь к ним не прилипает. И за Веру, и за Надежду, и за Любовь, которых воплотила в себе   Нина Джоплин - красивая  молодая  девочка  моей юности.                            

                                     Филиппово чудо

    Рассказала мне эту трогательную историю про мальчика, произошедшую сразу после войны с немецко-фашистскими захватчиками, учительница из далекой сельской школы. Жил-был у матери-солдатки, той, что ждала мужа с Великой Отечественной войны, сынок. Рыженький да конопатенький. Звала она его ласково - Филиппочек, Филиппушка, сильно он ей мужа напоминал, которого ждала с войны. Души она в нём не чаяла. И такая картинка стоит перед глазами -  идёт  Филиппок   по дорожке в школу что была за пять километров, в шапке, вихры рыжие торчат, книжки с тетрадками под мышкой, на ногах лапоточки, а другой-то обуви детям сразу после войны и не было. Примерно так шёл когда-то к знаниям и  Михайло Ломоносов. А время было советское, сталинское.

                                           Тебе, наш Сталин, слава.

                                           Товарищ   дорогой,

                                           За солнце, небо ясное

                                           Над нашей головой!

      Пошел Филиппок в школу, и стал он удивлять местных учителей, на все вопросы правильно отвечать, да не по-детски, а по взрослому. Что ни спросит учитель, а он в ответ такой вопрос  переспрашивает, что тот и не знает, не то чтобы как ответить на него, а вообще ничего. Собрались учителя  у директора, стали думу думать. А директор и молвит: "Да он, товарищи, вундеркинд!" Хотели было его в район направить, да он ни в какую. " Я мать не брошу, - говорит, - товарищи, только книг привезите. Да дал такой список, что ему из районной библиотеки,  привезли полмашины, да не по списку, а так, для развития. Мать-то ему  и говорит: «Вот что, сынок, ты читать-то читай, а вопросы учителям шибко умные не задавай. Ты умнее их по всему, а они видя такое дело, станут тебе палки в колёса пихать». Так и стал учить Филиппок сам себя. А на уроках, так в скользь ответит, чтобы пятёрку поставили, да и хватит. Перечитал он уйму книг.

    Лежит Филиппок  на печи и думу думает о том, что прочёл намедни. Темно уж, смотрит, а за малюсенький огонёчек в углу дома еле колышется. Присмотрелся, а там матушка сидит тихохонько, читает книжку, да про себя губами шевелит. Стало Филиппку интересно. Слез он с печи и подошел к матушке, она аж вздрогнула: «Ох! Что это, матушка, у тебя? Ни разу я эту книжечку не видел». Потянул мамину руку, перевернул обложку. Библия. Крест на обложке. Матушка и говорит: «Вот, сынок, я как отца твоего стала ждать с войны, так и молиться стала, да и многие женщины у нас тайком так делали, война ведь». Заплакала.

    -  Ты, матушка, не плач, - мне дай почитать. Я понять хочу, в чем тут дело. Книгам я верю.

     Стало Филиппку интересно, отчего эту книжку читать запрещают, да церкви позакрывали, да кресты сняли с них. Неужто так боятся креста? Вот диво! Вот уж я не думал, что такая сильная власть может так чего-то бояться! "Ты, - говорит мать, - читай, да только никому не говори. Не дай бог не проговорись, а то худо будет". Ладно.

     Прочитал Филиппок эту интересную книгу почти залпом и понял то, что даже многие взрослые понять не могут: почему советская власть так боится креста и Христа. Это сам товарищ Сталин боится, что будут люди любить больше Христа, чем его! Как понял он это так и просветлел лицом : «А я-то думаю! Вот в чем дело! Это какая же  сила должна быть внутри человека в вере, раз люди страдают за нее и всё равно не отступаются, даже под страхом смерти и пыток, как в Римской империи, так и в советское время! Чем сильнее людей принуждают отказаться от веры, тем сильнее она становится». Запомнил раза с десятого Филиппок всю Библию наизусть, вундеркинд же.

   - Я, - говорит, - матушка, так сильно верю в это, что мне ничего не страшно, а книга эта теперь внутри меня спрятана. Ни один плохой человек теперь у меня её не заберет! Да попросил я  Богородицу да Иисуса нашего Христа, Спаса нерукотворного, чтобы отец вернулся.

       Пошли рано утром они с матушкой на покос, вышли за околицу, солнце уже почти поднялось из-за крон деревьев, сверкнуло лучами оранжево-желтыми, задрожали блики листьев под набежавшим ветром. Красота-то какая! Вышли на погурок. Тут увидели, что с дальней горки, как из тумана облаков, спускается человек. Он раскидывает руки, улыбается и бежит навстречу, и матушка подняла руки к облакам и солнцу. Неужто, Господи ! Отец!

                                                     Соляной оберег

    Жил когда-то в Калуге соляной купец Кузьма Ремезов. Перебрался он сюда к нам с Урала, от богатых солепромышленников Строгановых, оттуда и соль возил на калужские соляные ряды. Сказывали купчины что на груди он носил оберег-талисман, раковину розово-перламутровую  с высверленным посередине отверстием на подобии куриного божка. По молодости на Урале  провалился он в соляной карстовый колодец, да так и остался бы там навсегда, никто бы не стал, наверное, искать если не...

      А всё его любопытство. Лазил везде, совал порой свои нос куда не надо, вот и влип. Попал в беду на этот раз. Открыл глаза. Жив, кажись. Только странно, ему показалось, что не так темно тут, под землёй, как он думал. Лежал он в пустоте под стеной, и через эту соляную стену пробивался сбоку еле различимый розово-голубой свет. Играл этот свет, как волнами: посветится - погаснет, потом опять затлеет огнями. Полез Кузьма под эту стену, где щель  была, и выполз через какое-то время в карстовый зал, где сосульками висели огромные сталактиты и переливались немыслимым цветом соляные кристаллы.

      Тишина кругом, только его дыхание и слышно. Сидел он там долго, пока пытался понять, что с ним происходит и что делать теперь, пока не отключилось сознание.

      Вот уже спустя сутки, наверное, причудилось ему или пригрезилось, что вышла к нему из-за стены создание, белое, как смерть, с белыми глазами. А как посмотрела на него, так он и обмер, чуть не умер. А это создание и говорит:

  - Я Соляная Царевна. Вижу, милый мой, что страшно тебе тут. В соляного истукана можешь превратиться. Жалко мне тебя, да дело молодое. Вот мне уже 16 лет, а я всё тут сижу в отцовском соляном дворце. Томно мне и скучно у отца тут быть. Давай я тебя выведу, только женись на мне, чур не обмани, милый ты мой.

    И к нему идёт и руки тянет. Что дальше было, сам Кузьма помнил, как в дурмане. Нашли его спустя трое суток на берегу реки на Усолье, сонного, еле откачали. А ещё увидели, что к руке его был привязан мешок красной соли, которой тут отродясь раньше не видывали, а на груди его висела та самая ракушка. Оклемался Кузьма. Оправился. Стал он эту красную соль продавать по разным городам. Дивились купцы:  чудная соль - то ли от йода такая, от морской травы или водоросли. Белую рыбу засолишь ею, так она красной становится, а если красную, так она, наоборот, белеет.

   Быстро Кузьма разбогател. Поговаривали служилые знатоки, что место он знает под горой, где та самая красная соль лежит. Сколько местные без него туда ни лазили, ничего так и не нашли. Решили усольцы Кузьму подловить да выведать у него тайну. Так и сделали. Кузьма отпираться не стал, а только погладил талисман-ракушку и говорит:

  - Вон тот камень отворотите, там ход будет, там и соль эта.

    Полезли мужики туда - и правда, посветили факелом, всё красно кругом! Набрали мешков много той красной соли и на торговище повезли к пристани. На сговоре как открыли мешки, а там глядят, что почернела та красная соль на свету. Что за чёрт! Попробовали на язык, а та соль чёрная была потому, что с угольной пылью была перемешана. Есть нельзя. Кинулись к Кузьме, да тот никуда и не убежал, сидит на берегу той речки Усолки, уху варит.

 -  Кузьма! - взвыли мужики. - Сказывай! Ну!

  - А что, - говорит тот, - сказывать? Эта соль красная Соляной Царицы, приданое её. Кому даст, а кому и отворотит напрочь, да может и закрыть под землёй навечно. Заговорённая она, эта самая соль.

    Мужики перекрестились и отстали, раз такое дело. Чего гневить лихо, пока оно тихо. А Кузьма возил ту красную соль везде, по Оке и по Волге. Как-то раз наскочили на них водою в малых лодках разбойные лихие люди, сильно лютые. А их главарь по прозвищу Губан, с порванными ноздрями и губой, самый свирепый. Схватился Кузьма наш крепко рукой за оберег соляной царевны.

  - Ну, убереги от лиходея. Не дай пропасть!

   Тут уж и Губан над ним стоит: "Ну что, купчина, давай вытряхивай добро".

   -  Да бери, - говорит Кузьма, - раз сила у тебя такая.  Что в мешках, всё забирай, твоя взяла.

   Залез Губан в мешок, запустил лапищу, а там заблестело всё красными огнями, как лапарское золото. Кузьма аж рот открыл. С чего это чудо такое,? Ну, думает, наверное, Соляная Царевна, не иначе.

  - Чего ж, - обрадовался Губан, - золото такое красное?

  - Да золото такое, - отвечает Кузьма, - много в нём меди, вот и красное, на уральских лазах такое водиться!

   Засверкали от того золота у Губана глаза, красные сделались, как у вепря. Пристали к берегу, вытащили мешки. Ну всё! Видать, конец. Сейчас порешат на месте. И тут-то видит Кузьма, что стоит прямо перед ним старый дуб-вековей, а в том дубе дупло, а в темноте того дупла царица стоит и рукой его к себе зовёт, манит. Вошёл в дупло Кузьма - и сразу очутился в Калуге сидящим на Соляном Ряду. Мешки с солью рядом стоят. Вот такой соляной оберег  был у того Кузьмы Ремезова. Чего только на Руси не бывало! Всё бывает на Руси, и не такое бывает.

                                              Чудо-Юдо-Рыба-Конь

     Сказывали бабушки ещё в прошлом веке такие сказки про здешних обитателей, что не мудрено представить, откуда художник Билибин увидел свои картинки, от калужских тех сказительниц дело пошло. Вот одна такая - не то сказка, не то быль. Сказывали рыбаки, что ещё при царе Александре (Первом) водились в Оке огромные рыбины, рыбаки сейчас таких и представить не могут даже в воображении. Сказывали, что голова у этой рыбы была похожа на лошадиную, а тело было,  как у угря.

     По легенде, даже тогдашний российский министр народного просвещения  А.Норов в 1854 году приезжал в Калугу записывать эту историю у здешних рыбаков. А рыбаки, те народ ушлый, кто сидел на реке, кто обретался в трактирах на Смоленке или Ромоданове, опять же не солидно министру, да ещё столичному, там лазить, Покрутился на смотровой площадке городского сада у Троицкого собора, выпил холодного кваса с хмелем в "Кукушке", да и махнул рукой в сердцах. "Что же мне, по всей Оке за рыбаками гоняться? У них что ни рыбина, то вот такая", - и разводил руками шире плеч. Погулял пару дней хорошенько, записал сказ какой-то от рыбаря на торге да и уехал. Наверное, в те времена, зашла сюда та самая огромная рыбина, что называли все калугой. Так и называли, как город наш. Потому как она тут и водилась у нас, эта огромная рыбина, да потом ушла по рекам в Сибирь. А история-то тут была настоящая, немного другая, что министр Норов не успел записать. Сначала так и думали, что калуга вернулась, та самая рыбина большая. Если её подвесить, так с человеческий рост будет. Да вот только как те самые мужики-рыбаки появились в трактире ромодановском, как выпили, так пошло-поехало. Сразу стали возбужденные.

   - Не, братцы. Это вовсе не рыба была, а конь водный. Разве у рыб такое головы лошадиные бывают? Да шея гнутая такая. Мы, братцы, первый раз-то при луне, это чудо-юдо увидели. Вылезло оно почти по грудь на берег и что-то жрёт, фыркает ноздрями. Мы как сидели в кустах, так аж крякнули! Может, нечистая сила какая? Он как повёл своим красным глазом на нас, учуял, заржал, как жеребец! Как маханёт об воду всем своим телом, а там сзади его по нескольку колец скрученных оказалось вместо хвоста. Как пошло по воде это тело в длину, развернулось, как у змеи. Чешуя при луне заблестела. Так и пошёл в глубину! Силища, братцы мои, жуть! Но это ещё не всё. Говаривают,  что этот конь водный часто ночью выходит на берег и гуляет с кобылицами до рассвета. А у тех жеребят, что рождаются после, грива и хвост при луне светятся синим огнём! Этот особый синий огонь в старину называли "мядрой".

    Да это ещё что! Сказывали мужики алексинские про случай, что был у них с местным житницким. Стали они грузить всю своё жито на кочмару, а как под завязку нагрузились, поплыли они на Каширу вниз. Только выплыли с Алексина, как на середине Оки, где-то сбоку, всплыло огромное, как вековой дуб, бревно, заржало и стало крутиться на воде, как угорь, до тех пор, пока не сделалась в середине реки воронка. Так закрутило всё в эту воронку, и кочмару, и людей. Эко! Только два мужика выплыли. Те и рассказали. Страсть господня!

     А ещё случай был, здешний один мельник возвращался на мельницу свою уже под утро с торгов и видит, что у его мельницы пасётся молодая кобылица. Чья, не ведомо, но, похоже, пришлая, таких кобыл он до того не видел, с таким окрасом чудным, пегая  с синевой. Красавица да и только! Не будь дурак, забрал мельник эту кобылу себе. А на следующие торги запряг красавицу в роскошную сбрую со звездами, в шикарную повозку погрузил пряничной муки подороже и поехал, задрав голову, на калужский торг, удивить людей и самому покрасоваться. Только проехал он Знаменскую Церковь и Крупец и стал спускаться на Подол, как справа с Оки подул порывистый ветер, и побежала рябь по воде, вспенилась поверхность реки и раздался подводный гул, как будто конское ржание. Кобылица эта тот час встрепенулась, встала на цырлы и понеслась вниз прямо к Оке. Домчала так до реки и вместе с телегой и мельником влетела в воду - и в поднявшиеся волны. Только их и видели. Люди, шедшие на пристань, которые видели сие происшествие, так и остались стоять с открытыми от удивления ртами. Ни кобылы, ни мельника с тех пор больше никто не видел. Говорили в то время  серьезно, что чудо-юдо-рыба-конь забрал их к себе в реку и что есть на свете Царь Морской, а что, дескать, тут у нас Речной Царь объявился. Позабавился, погулял в волю и на Волгу, матушку-реку, ушёл. С тех пор его больше  и не видели. Хотите верьте, хотите нет, а в XIX веке так и было.

                                          Просветлённый Хабяка

    Не секрет для знающего калужанина, что в XIX  веке купеческие съестные и винные погреба тянулись аж на целый километр от Гостиного двора и почти до самой Оки. 

   Рассказывали мне и такую историю про некого горького пьяницу Кузьму Хабяку, который проник тайком в такой винный погреб с мыслью на халяву напиться. Он спрятался за винными бочками,  а обратно вылезти из него не получилось. Открыли погреб   только через полгода, раньше не было нужды. Он всё это время ничего не ел, а только пил вино. А как вылез оттуда из-за бочек, распугал видавших виды кладовщиков тем, что представлял собой:  обезумевшее от пьянки волосатое ЧУДИЩЕ с красно-фиолетовыми глазами и зелено-бледным цветом кожи.

   Он вырвался из заточения, бегал по улицам города и просил прохожих спрятать его, так как гонится за ним зелёный змий, что живёт в подземелье. Мало сказать, что народ обалдел от увиденного чудика, так всем миром принялись его ловить, загнали его на Подол, что у самой Оки, и, как на зверя накинули на него рыбацкую сеть. Безмерная любовь к возлиянию сделала из него показательный экземпляр для врачей Хлюстинской больницы, где Кузьма Хабяка впоследствии содержался. Его била постоянная белая хроническая горячка в течении месяца, от которой он не помирал, на удивление врачей, а впадал в транс и бредил. Но одна сестра милосердия, чтобы облегчить его страдания, стала приходить к больному и класть ему на голову Библию и истово молиться. Она и стала замечать, что у него начали происходить с некоторого времени и просветления, в которых он мог рассказывать наизусть отрывки из Нового и Ветхого Завета.

      В одно прекрасное утро больного вдруг перестала бить лихоманка, и он полностью выздоровел. Провожали его всей больницей. Всё-таки настрадался человек от зелёного змия, таких у нас жалеют, мол, что тут ругать бедного, чуть не пропал человек. Все мы грешны. Уж потом люди сказывали, что видели его послушником в Тихоновой  Пустыни, а потом и в Свято-Пафнутьевом монастыре. Ну так все и знают про то, что неисповедимы пути господни, а кто сам не страдал не поймёт страждущего. Так ведь так и есть. А люди знают, что порок пьянства отступит, если пьяницу окунуть в пруду, что рядом с тем Пафнутьевским монастырём, на том месте, где Хобяка сидел на берегу и ловил рыбу для братии. Можно также перестать быть горьким пьяницей, если окунуться страдальцу-алкоголику вместе с иконой Святого Пантелеимона, стоя  лицом на восток на восходе солнца, читая  при этом Акафист этому святому. Это поможет с божьей помощью, если сделать так три раза кряду и от всей души уверовать в исцеление.

                                                             Золотушка   

         Было это давным-давно, когда ещё и Калуги не было. Жил на берегу Оки один старый дед-рыбак. А так как жены и детей у него не было, звали его все попросту - Бабай, дедушка значит. Прибилась как-то раз к Бабаю девчушка, откуда взялась, непонятно, сидит и не уходит. Такая рыженькая , веснушчатая, отбилась, видать, от кого. Сидит и молчит, только на Бабая смотрит своими любопытными глазками. Есть-пить не просит. Подивился дед, ну, значит, не будет ему хлопот никаких, если он её у себя оставит. Вот и взял к себе жить, одному-то скучно, да и тяжко в таком возрасте. Будет помощница. Наловил рыбы дед Бабай, стал уху варить. Смотрит на огоньки в костре, а они какие-то необычные стали, куда рыженькая девочка палочкой веточки подпихнёт, там не угольки вроде, а как будто желто-золотые огоньки светятся. Чудно... Думал, что сослепу примерещилось. А наутро стал разгребать, глядь, а там золотые угольки лежат. Девчушка сидит рядом хитро щурится:

  -  Вот, - говорит, - тебе, дедулечка Бабайка, от меня подарочек за то, что ты меня пожалел да не выгнал. Батюшка мой меня потерял, пока под землей лазил, но скоро он меня заберёт. Слышно уже, на том берегу под горой он ходы делает. А звать меня, дедушка, Золотушкой, Золотулечкой.

  - Да кто ж он у тебя, добытчик что ль, аль копатель?

  - Скоро увидишь его дедушка, потерпи.

  - Ну раз такое дело, конечно, оно всё так, подожду.

    И стала  вскоре Золотушка Бабаю чудеса показывать. То зайдет на Оке в воду, а как выйдет, у неё на ладошке золотая рыбка лежит. В лес сходила и полную корзинку рыжиков насобирала, только глядит Бабай, что рыжики эти из самородков золотых выплавленные. Голову поднимет девочка, посмотрит на звёзды а они оттуда на землю золотым звездопадом падают прямо под ноги падают.

  - Ну, - говорит Золотушка, - загадывай, Бабай, желание.

   - Да что ж мне загадывать, доченька, какие мои годы, что мне надо? Золота? Да куда оно мне, не до ста же лет мне жить?

  - А ты загадай, может быть и до ста проживёшь, - усмехается Золотушка, игривые искорки пляшут в её глазах.

  - Ну раз так, загадаю.

   Диво явилось на следующую ночь, когда дедушка и Золотушка сидели у костра и пекли яблоки. Всё кругом задрожало, и из под земли показалась огромная золотая голова змея, открылась огромная золотая пасть, и из неё вырвался золотой огонь. Громовой голос произнёс:

  - Неужто ты, Бабай, не побоялся мою младшенькую доченьку у себя оставить? Многие бы люди дорого отдали за то, чтобы она у их костра посидела. Видел золотые угольки? Хотели не раз украсть доченьку у меня, да я всегда её находил. Что я с ними сделал,  лучше тебе и не знать! Ну, садись, доченька, мне на шею!

     Села девочка на шею золотому змею, шкура-чешуя его заиграла золотыми огнями, заискрилась.

  - Ну что, прощай Бабай. Всё золото я под горой собрал, теперь помчусь в другое место. А тебе оставляю свои подземные ходы, что под горой и через реку Оку на этот берег, что я прорыл. А в награду за твоё терпение в одном из ходов оставил я тебе золотую реликвию. Если найдешь её, тогда быть на этом месте прекрасному городу, пусть добрая слава о нём идёт по всему белому свету.

    Уполз золотой змей в темноту ночи, как будто его и не было, только после этого по ночам здесь трава светилась не одно столетие. С тех пор на этом месте и город поднялся, нашел, значит, Бабай реликвию. И знают люди от предков своих,  кто эти ходы прорыл. Да только, видно, не переделать алчных людей, до сих пор лазают они по подземелью и ищут то, что золотой змий обронил. Сколько их без вести пропало за всё это время, сгинуло, никто толком и не знает. В народе говорят: "Бабайка их унёс!" Крепка народная память.

                                   Рябиновая курочка

                        (памяти А. В. Прокошиной)

     Сложно себе представить какого-нибудь калужанина XVIII  или XIX века, который бы в детстве не слышал пободной сказки рассказанной матушкой на ночь. В ту пору любой народный рассказ называли сказкой, ничего удивительного - земля русская полнилась такими сказками- рассказами. Один такой рассказ-сказку сказывала мне Александра Васильевна Прокошина. Она называла её старинкой. К тому же известная наша певица, по-родственному сообщила мне, что сказку эту барятинскую в деревнях Митино и Студёное во времена её детства знали многие, да и другие старинки тоже читали сказительницы помногу, на разные лады, нараспев даже, импровизировали.  Если и у меня выйдет такая импровизация, то так тому и быть. Это будет соответствовать нашим исконным традициям.

                                 Сказка - что закладка впрок.

                                 Небыль-быль,  а  в ней урок.

    Наказала матушка доченьке своей Серафимушке, отнести гостинец из своей деревни Митино в другую деревеньку Студёное к своей тётеньке. В корзинку матушка для своей сестры посадила курочку, да такую необычную, да не рябого а рябинового расцвета. Яркая курочка такая была, как пасхальное яичко, красавица. Вот взяла девочка корзиночку и пошла. Да только отошла от своей деревни, как налетела откуда-то страшная гроза, всё небо почернело, засверкали молнии, пошёл град, да такой, что величиной с куриное яйцо будет. Свернула быстро Серафимушка  с тропинки и забежала во лесок, чтобы градины её и корзинку не побили. Нашла раскидистую ель и залезла под неё. Гроза бушевала наверху, а тут, под елью, было не страшно и сухо. Обняла Серафимушка свою корзиночку с курочкой и стала ждать, пока стихия не закончится. Испугалась поначалу, намаялась сильно. И уснула.

     Проснулась она от того, что стало тихо, только курочка Рябинушка в корзинке кудахчет. Протерла глазки. Глядит, а кругом всё темно, не уж то ночь наступила? Вылезла она из под раскидистых лап ели. Смотрит. Да нет, не ночь, а просто сумрачно в лесу. Видно, далеко она от тропинки отбежала. Филин где-то заухал, противно закричала болотная выпь. Да тут же где-то рядом болото, подумала Серафимушка. Что же делать, как же мне отсюда выйти? А курочка в корзинке все сильнее кудахчет, не унимается, высунула из-под тряпочки хохлатую голову и смотрит одним глазом на Серафимушку. -Куд-куда…туда-туда.

    Достала она курочку из корзинки, та покрутила головой, отряхнулась, побила крыльями, встрепенулась и зашагала как избушка на курьих ножках, по лесу. Серафимушка за ней. Прошла курочка Рябинушка опушку леса вдоль оврага, сбежала вниз по склону и вышла на полянку. На лесной полянке яркое солнце светит. Тут видит Серафимушка, что сидит на полянке мальчик на пенёчке, держит на коленях плетёный короб из бересты.

  - Ты кто? Что тут делаешь? - спрашивает девочка.

  - Я кто? Егорка. Я тебя поджидаю. Был моей матушке ночью сон, что должен я взять коробейку эту да посадить туда нашего молодого петушка и пойти на полянку.

  - И всё?

  - Всё.

  - Вот как, значит. А я-то думаю, куда это моя курочка Рябинушка бежит? - улыбнулась девочка.

   Сели Серафимушка и Егорка на пенёк рядышком и стали разговор разговаривать друг с другом. Повернула на сторону голову курочка Рябинушка, смотрит на них одним глазом, не моргает.

Куд-куда. Туда-туда! Вот так Курочка!

 

                                                   Белая Дама

      Расскажу вам ещё историю из разряда тех, что про нашу жизнь да про людей.

   Ехал мимо Калуги в Тулу молодой барин. Хорош был собой. Статен. Вьющиеся кудри, баки, усики. Красавец-мужчина. И вот, уже проезжая по городу, где он не хотел останавливаться, а думал следовать дальше, в окошко своего дилижанса увидел он девушку, идущую навстречу его движению, в шикарной белой шляпке с пером, в белом платье, в перчаточках кружевных, в руках она держала зонтик. Бывает такое в жизни каждого, наверное, человека в молодом возрасте, что-то произошло. Как будто засел у него в голове её образ, аж заслонило разум, как громом ударило.

     Недолго он проехал в карете после этого, а вышел возле Никитской улицы, что в центре города, сам не зная зачем. А ехать дальше после этого наваждения, он уже был не в состоянии. Пронзённый стрелой Амура, он решительно заболел своим видением. Сняв номер в гостинице "Кулон", что рядом с Гостиным двором, он заперся на сутки и не выходил оттуда. Закутался в одеяло и впал в болезнь, так любовная лихорадка его била. А всё мерещилось ему одно и то же, её лицо стояло у него перед глазами, как видение и, как писал поэт Пушкин, как гений чистой красоты! Что откроешь глаза, что закроешь, - всё едино, белый свет сошёлся клином. Пропал человек.

     Пошёл молодой барин на следующий день искать по городу своё видение, Белую Барышню. А как людям объяснишь, кто тебе нужен? И спрашивать напрямую - дурной тон, ни о чём. Ну в белом. И что же? Единственная надежда, что увидит её где-нибудь.

    Ходил  он так по городу и на следующий день, и на другой тоже. Скоро городские люди стали замечать этого странного человека, что маялся и был как будто не в себе. Как-то и на вид он осунулся, от былой шикарности  не осталось и следа, стал он странного и непонятного вида человеком с красными воспалёнными глазами, диким горящим взглядом, измождённым и бледным. Теперь уже перед его глазами мерещилась какая-то неопределённого возраста Белая Дама с белым лицом, как у Снежной королевы. Она заменила прекрасное лицо незнакомки. Наверное, так и сходят с ума в невозможности отогнать от себя наваждение. Сколько таких юношей прошли безутешный путь любовных страданий, наподобие юного Вертера, в силу слабости молодого неокрепшего организма погибали, накладывали на себя руки.

   Так прошло около месяца. Деньги закончились, из гостиницы пришлось съехать и поселиться в хибаре у дровяных складов, приютил один лодочник, в долг. Понял молодой человек, что жизнь кончена! Пошёл он на Оку с мыслью утопиться и разом покончить с несчастной своей судьбой. Уже он подходил к реке, как вдруг увидел вдалеке прогуливающуюся девушку - еле уловимое движение и поворот головы, шляпку и вьющиеся волосы. Она! Не наваждение, не сон, а явь! И так его это потрясло, что он побежал к ней на пределе возможностей, и здесь силы оставили его от повторного нервного потрясения, и он упал к её ногам!

     И вот прошло время, и он открыл глаза и увидел белый потолок больницы, рядом стояла сестра милосердия в платочке с красным крестом и держала в руках корзинку с фруктами, и рядом с ней стояла прекрасная его незнакомка.

   - Вы не волнуйтесь, - сказала она. - Вы находитесь в отделении Красного Креста. Вот я и моя хорошая подруга нашли вас внизу смотровой площадки городского сада у реки. Мы подумали, что вы упали сверху, там высоты метров пятьдесят, не менее, но вот вы целы, слава богу! При вас мы нашли документы и письма, и уже сообщили вашему дядюшке в Тулу!

    Молодой человек поднялся и сел. Глаза его сияли необыкновенным светом счастья.

   - Видно, Бог послал вас, вы спасли меня, уж не знаю как сказать. Не чудо ли это?

    Девушка опустила глаза, и на её лице скользнула еле заметная улыбка...

                         Заземлённый  Фома

   Этот невероятный случай, услышанный от его бабки, рассказал мне попутчик из электрички, житель Суходрева. Жил там ещё до революции один мужик-бобыль по фамилии Ходеев, а звали его Фома. Ничем этот мужик поначалу от других людей не отличался, был как все. Работящий. Любил играть на балалайке да поддержать компанию с мужиками. Свой в доску,  в общем. Но вот однажды случилось с ним происшествие. Вместе с мужиками был он на покосе, и все косари собирались уже уходить, видя, что приближается гроза, но он замешкался и поотстал, и в этот момент ударила в него молния. Подбежали к нему мужики, а он лежит себе тихо, только воздух вокруг него светится голубовато-желтым светом, а на груди у него  проходит огромная загнутая полоса. Очевидно, молния в косу ударила, и она у Фомы на груди испарилась и осталась в виде ожога.

    Что же делать? Решили мужики воспользоваться старинным народным методом. Для этого нужно было человека, в которого попала молния, прикопать землёй,  как бы заземлить его. Так и сделали. Закопали Фому и так оставили лежать до первых петухов, до восхода солнца. Авось, поможет. Наутро пошли смотреть, как он там. Пришли и видят: землица откинута, а самого Фомы нет. Неужто ожил? Видать, не зря народные средства придуманы. Походили по округе мужики. Нету Фомы. Ну, думают, куда идти-то ему? Вернётся.

    Проходит день, второй, третий. Приезжает тут один суходревский мужик и рассказывает, что видел Фому в Детчине на рынке. И стоит Фома там на одной ноге целый день, и все люди ходят вокруг и дивятся. Как это он так может? А потом, говорит, забрал его один купец в Калугу на торг, чтобы он там свои чудеса показывал, так как оказался Фома необычайных способностей. Совершенно стал он невосприимчив к огню, не ходит по углям, а прямо стоит на них на одной ноге. Потом оказалось, что он может примагничивать вещи. Принесли мужики топор, он приложил его к груди, тот и приклеился к нему. Купец, не будь дурак, сразу Фому в Москву повёз, а потом и по европам, в Париж, в Рим. Так суходревские мужики его и не увидели боле. С концами. Поплакали о нём бабы, что ж, пропал человек от успеха, от славы. И не такие пропадали. Только через десять лет тот Фома суходревский  назад воротился, весь в золоте, на европейский манер одет, как барин. В котелке, с  длинной бородой, как у Карабаса-Барабаса,  сидит в карете. Все к нему!

  - Фома ты?

  - Ну что, - говорит, - дубины вы стоеросовые , мужичьё неотёсанное, какой же я вам Фома? Того Фому вы в землю зарыли. А я теперь по итальянскому паспорту иллюзионист Бомбино Росси, а купец, что был тогда со мной, теперь мне сапоги чистит. А приехал я сюда,  чтобы купить всех вас с потрохами и все земли окрестные скупить. Вот такой мой план. Пусть всё моё будет. Теперь я вас всех в бараний рог согну, будете на меня до скончания веку спину гнуть и сапоги лизать!

     Видят мужики, такое дело вырисовывается, что Фома Карабас этот, видно, совсем в Европе умом и совестью повредился и им какую-то коварную месть готовит, да только не поймут, в чём их грех.

  - А виноваты вы в том, - как будто услышав их мысли, молвил Фома Карабас, - что не дали вы мне чистой православной смертью скончаться, а сделали из меня непонятное существо, я и сам не рад, что я такой. Но у меня теперь никаких чувств и жалости в душе нет, видно, та молния во мне весь дух выпалила!

    Давай, говорят мужики, сейчас его свяжем, и отволокём к лесной бабке Агатке,  что у старого ключа живёт, пусть она его водой своей полечит. Не успел Карабас Барабас опомниться, как уже связанный лежит в телеге.

  - Ну, - говорят мужики, - мы из тебя морального урода сделали, мы тебя и вылечим.

  Привезли связанного к   лесной бабке Агатке. Та как взглянула на него, так и присела. Это, говорит, можно снять только живой водой у ключа. Несите болезного туда.

    Принесли и положили прямо в ключ, головой Агатка его развернула так, чтобы вода от ключа ему на лоб стекала. Так и сделали, и он заснул беспробудным сном.

  - Эко тебя выхолостило всего, видать, душа выскочила из тела твоего и где то по лесам скитается - огласила во всеуслышаье своё заключенеи старуха и добавила:

                     Идёт-бредёт Фома неведомо куда.

                     Пуста его сума, облезла борода.

  - Ну, мужики, тащите его в старый дубовый лес около  гати,  там его и оставим, может быть, около болот его душа прячется, место там подходящее.

  Так и сделали.

   Пришёл на эту гать старый медведь в свою берлогу отдохнуть, залез внутрь и видит,  что там мужик бородатый спит, храпит, аж ёлки трясутся! Подошёл к нему медведь, схватил его в охапку, обнял, да так что у того все ребра затрещали.

  - Ну что, болезный, намаялся? Долго же пришлось мне твою душу по лесу таскать.

   Положил медведь лапищу на грудь мужику, вложил душу.

   Очнулся Фома от спячки, всхлипнул, вскрикнул. Перекрестился. Встал и пошёл домой. Пришёл, поклонился суходревским мужикам:

  - Ну, простите грешного странника, ибо не по своей воле, а по истечению неведомого небесного явления. Пока я по лесу ходил в шкуре медведя, тот мужик в моём теле по свету шлялся и фокусы показывал, алчный бес в него вселился! А кого обидел, не обессудьте, токмо не со зла, а по обстоятельствам.

  - Ну и ладно, - говорят мужики, - чего уж там, мы и не такого «маркиза Карабаса»  видали.

   Вот таков рассказ. Так ведь не зря на гербе Малоярославца,  в районе которого и сейчас находится Спас-Суходрев и река Суходрев протекает, стоит на страже медведь с топором, не пускает никого в тот лес. Нечего по чём зря «михал иваныча»  беспокоить, а то не ровен час, если зазря человек его потревожит, схватит он  да и не отпустит, пока из вас весь дух не выйдет.

  - А ты как думал! Медведь - зверь серьёзный. Ну ладно, мил человек. Вот и моя станция. Суходрев. Мне выходить. А что ты там все время в блокнотик чирикаешь? Ну, ладно, пока. Бывай здоров.

                                    Сумасшедшая  старуха  

    Вот ещё один такой случай расскажу. В 70-е это было, в период Брежневского правления. Одна женщина как то заметила что за ней неотступно, на Центральном рынке в Калуге, ходит какая то старуха, как привязанная. Неприятное ощущение когда на тебя кто-нибудь смотрит, особенно со спины.  А эта старуха то подойдёт сбоку ,заглянет, то прищуриться, то по отстанет, но идёт за ней как приклеенная. Ну, подумала женщина, может старая знакомая забытая, или какая обозналась. Бывает же такое. Всё равно неприятное ощущение, лучше спросить. Обернулась. Нет не знакомая. Стоит как вкопанная, смотрит, рукой рот закрыла. Может ведьма какая, сглазить хочет? Страшно вдруг стало женщине. Может сумасшедшая какая эта старуха! Мало ли. Испугалась. Решила затеряться она в толпе после этого ,спрятаться от наваждения, так и сделала, почти убежала с рынка. Прошло время и как то забылось всё. А тут снова необходимость заставила пойти на рынок. Пришла. И видит что эта сумасшедшая старуха, стоит в центре рынка, и рассаду продаёт. Как увидела её старуха, в лице переменилась!. Женщина опешила.Да что же это такое!Развернулась уходить.Вдруг голос за спиной сумасшедшей старухи-«Подожди!». Повернулась, видит эта бабка руки к ней тянет: «Не уходи!».

  - Вот посмотри, - и протягивает ей пожелтевшую фотографию военного времени. Смотрит женщина, а на ней в гимнастёрке стоит прямо вылитая она, лицо на её очень похоже.

    Говорит ей бабушка такие слова: «Послушай меня, только не уходи. Во время войны из Брянска эвакуировали детей, немец быстро шёл, и создалась такая неразбериха, во время бомбёжки кто в вагоны попал, кто разбежался, в общем, потерялись дети, а меня ранило. Тогда и потерялась моя дочка шестилетняя Саша. Я думаю, что это ты. А на фотографии это я! Смотрю на тебя и  вижу я себя молодую, будто в зеркале!

   Тут сердце женщины обмерло, вот, значит в чём дело. Тут до нее дошло, что не сумасшедшая старуха её в городе преследовала, а её родная мать! Материнское сердце не обманешь. Долго стояли и плакали две женщины посреди калужского рынка. Эхо войны. Оказалось, что женское сердце фронтовички не давало ей покоя, тянуло в Калугу, она переехала жить сюда после войны. А девчушку эвакуировали в Ташкентский детский дом, дали другую фамилию, из-за стресса свою она забыла, а запомнила с войны только вокзал, да название Калуга. Вот и она приехала в Калугу, устроилась на работу, вышла замуж, родила детей. И вот материнское сердце, носившее втайне встречу с любимым чадом, не ошиблось! Пожилая женщина гладила по голове свою дочку и повторяла; «Куда же ты убежала, глупенькая? Куда же ты убежала?»

                                     Болотная  утопия

      Викентий Минаич жил при жене как у Христа за пазухой. Баба его была, как говорят в народе, хваткая, своего не упустит. Аглая Тихоновна была не только не брезгливая в средствах, но ещё и скаредная, и властная. Для того чтобы растить своих свиней на Квани, ей не лень было идти вдоль реки, потом через мост в столовую «Чайка», что находилась в центре города. Она водружала цинковое корыто для купания ребенка купленное в «Ракушке», на платформу с четырьмя колёсами от детской коляски. Получалась такая самопальная телега на колёсах, которую она тянула через весь город, впрягшись в веревку как ломовая лошадь. Зимой такая конструкция перемещалась на санки. Так и жили: она возила, а  Минаич кормил, убирал за свиньями. Осенью забивали хавроний, а мясо продавали на Колхозном Рынке, что был с то время  напротив Успенского храма. Как раз около этого рынка снимали фильм «Похождение зубного врача» с юными Андреем Мягковым и Алисой Фрейндлих. Деревянная арка в стиле сталинского ампира на входе рынка была сказочно украшена фанерными гроздьями винограда, кабачками, капустой, яблоками и грушами. С левой стороны арки красовалась надпись :

                   С УТРА ТЫ НА РЫНОК КОЛХОЗНЫЙ ПРИДЁШЬ,

                   ЗДЕСЬ ОВОЩИ ФРУКТЫ И МЯСО НАЙДЁШЬ.

С другой стороны:

                   ПОЛЕЗНЫХ ПРОДУКТОВ РОДНАЯ СТРАНА

                   НА РАДОСТЬ НАРОДА РОДИЛА СПОЛНА.

    Свежее мясо - всегда ходовой товар, ну а сало, это знают все, - стратегический! Продавали Аглая с Минаичем всё по последнего пятачка и хвостика, «рваные» (так обзывали рублёвые купюры в народе, действительно от массового оборота те часто засаливались и рвались) - на сберкнижку. Так и жили - копеечка к копеечке, рублик к рублику.
       Летом был самый авральный сезон, сбор ягод! Вот тут не зевай! Минаича привозили в лес и со словами: «Должен набрать, послезавтра заберу» - Аглая оставляла его и уезжала обратно кормить свиней. "Может, она меня специально в лес возит, а сама к любовнику?" Минаич, почесал бровь в раздумье. А ведь есть тут один мужик на примете, слишком уж часто шастает по-соседски. Да. Дела.

     Но на этот раз всё повернулось по-другому, другой стороной медали. За первые сутки лицо Минаича надулось, как шар, и вместо глаз щурились две смотровые щели. Мошка изгрызла так, что родная мать теперь не узнала бы его. Вместо носа торчали две дырки. Со злости он пнул ногой короб, ягоды рассыпались. Пропади и ты, и твои двести литров клюквы! Он побрёл почти в слепую цепляясь за деревья и кусты. Ухватился рукой за корягу, похожую из далека на скрюченную бабу-ягу, может, это она и была, и, чтобы обойти ненадежное под ногами место, потянул за неё, но запнулся за кочку, и нога, так же, как и его тело, пошло юзом. Сделав полуоборот, как в фигурном катании, он обмер и просел в трясину.

    Стало темнеть. По кочкам запрыгали болотные лягушки и, словно надсмехаясь над ним, устроили часовой концерт на множество голосов. Затем мимо прошла болотная серая цапля, скосила глаз на Минаича и понимающе  щелкнула клювом. Потом, как в мультике: пробежала, потряхивая гузкой дрофа.

    Минаича обуял страх. Морда превратилась в шар, готовый оторваться от головы и улететь в небо. А не реинкарнация ли это его обратной стороны души? Кругом в полутьме мерещились болотные кикиморы, лешие и водяные, контуры кочек и коряг, превращавшиеся в страшных химер. И он уже не понимал, реально он это видит или же это его воображение рисует ему зазеркальные сюжеты. Смотровые щели глаз пытались даже сквозь полоски полумрака увидеть  надежду.

      Стемнело окончательно, и Минаич уже погрузился по колени в трясину, как произошло неожиданное. Захлопала над ним крыльями какая-то большая птица, он подумал, что это аист. Но нет, не аист, у  этой крылья больше, и она была сильнее, потому как она, эта птица, потянула Минаича за шиворот и вытащила его из жижи. Он почувствовал, что его ноги освободились, и он брякнулся о сухое место. Сквозь свои щели он увидел, что всё место осветилось как будто  ультрафиолетовым светом, зачирикали на все голоса солисты болотного хора, и всё стихло. Может, инопланетяне? А может, над ним ангел распахнул свои крылья?

      Проснулся он на второй день поздно, уж солнце стояло высоко. Удивился он и тому, что видит хорошо, потрогал руками лицо - опухоль спала, как будто её и не было. Сидел он на сухом месте, на краю болота, короба, полные ягод, стояли рядом, рюкзак с провизией тоже. А ведь думал, что потерял. Да, это ангел. Он. Больше некому. А кому я нужен кроме него? Огляделся и понял, как красиво кругом. Понял, что в нем поднимается какая-то волна красоты, хочется петь, писать стихи. Точно ангел его своим крылом накрыл, даже перьями провёл по лысине, как будто другие глаза вставил. 

       Развёл костёр. Сварил в котелке кашу с грибами. Открыл чекушку водки, выпил  и закурил «Астру» без фильтра. Придался размышлениям, о радостях, печалях и о бренности всего сущего. Достал из-за пазухи толстый блокнот в кожаном переплете, подаренный ему когда то отцом, и стал писать мелким убористым почерком. Была у него такая мальчишеская тайна от Аглаи. Да и зачем говорить ей? Что может понять человек у которой одни свиньи и любовники на уме! Перевернул лист блокнота и на чистом листе написал крупными буквами:  «ПОСВЯЩЕНИЕ МОЕМУ АНГЕЛУ. БОЛОТНАЯ УТОПИЯ».

   «...Когда  тяготы мира пытаются укоротить ваш дух, идите в сторону болот. Угнетённые умы сразу вспоминают по этому поводу собаку Баскервилей. Не стоит. На болотах всегда хочется петь. Болота - это одно из самых замечательных творений природы. Болото имеет нулевой потенциал. А по-простому скажу, что на болото можно прийти и зачистить всю отрицательную энергию, которая в вас сидит, агрессию и злобу. Через день сидения на болоте у вас происходит самодефрагментация жёстких дисков головного мозга. У вас появляется навязчивое желание жить. Сон на болоте очень полезен и крепок.

     Болото живёт своей особой жизнью. Для тех, кто не чувствует, болото - это погибельное место. Во времена войн болото было единственным спасительным местом, куда не мог проникнуть супостат, островом безопасности. Лес ещё можно прочесать, болото - проблематично. Болото пускает только своих. Болото не любит суетливых и нервозных.                   

    Не огорчайтесь, если вдруг вы увидите  водяного или болотного оборотня, пожелайте им всего самого хорошего и счастья в личной жизни, ведь они - это ни что иное, как живущие в другом измерении мультяжные персонажи. И уж точно не их вина  в том, что на них повесили реинкарнации страхов русские сказочники. Не кикимор болотных нужно бояться, а  богатых дураков способных залить химией не только болота, реки или озёра, а вообще весь мир. В реке утонуть просто, в болоте ещё надо уметь!

    Жить на болоте одно удовольствие, особенно  с июля до первых заморозков, все грибы здесь твои,  потому  как грибы тоже  прячутся от людей на  болотах. На болотах можно вылечиться от шизофрении,  наркомании. Один    героинщик со стажем,  пойдя  под  кайфом  собирать  грибы, заблудился, потом  у  него  началась   ломка. Помнит   только,  что он  дополз  до  болота,  где   его   начало   глючить, -  явились   местные болотные    утопленницы   и   начали  его тащить в    трясину. Спас  его  проходивший  мимо Лось, который заговорил с ним человеческим голосом и провёл его через болота по какой-то тайной тропе. Скитался он по болотам и  лесам с   Лосём  не  один  месяц,  а когда вышел, наконец,  к    людям,  оказалось,  что  он  дошёл   почти  до  Урала.  Дальнобойщики   которые подобрали его на дороге,  подумали,  что  это  ивановец,  потому  как  был  он  в  одних  трусах и  совершенно     равнодушен к  холоду, а  на дворе  уже  стоял ноябрь месяц. Человек  совсем переменился, ходил зимой по снегу босиком, приходил в  наркопритоны и  зазывал всех идти на болота к Прекрасному  Лосю  Золотые  Рога  за  спасением.  И не легенда это вовсе, а самая что ни на есть правда, вся  Сибирь  про  это знает. Звали этого человека Шура Шаман.

    Болото для  художника,  да  и  для  просто чуткого человека - особая сказка. Здесь можно  сесть на какой-нибудь островок и наконец-то скинуть  с себя тяготы мира, здесь есть о  чём  подумать, никто  не  помешает. Здесь  очень  хорошо заниматься  творчеством, сексом, здесь  легко  пишутся  песни, отлично насыщаются глубиной  художественные  работы, даже  изображение  простой  кочки  обретает особый смысл. На  болотах  всегда   хочется   петь. На болоте нужно встать в  позу цапли и стоять, и слушать звуки мира, его вздохи и томное дыхание. Лучше всех это понял  Ян Андерсон из Jethro Tull, который любил стоять на одной ноге и играть на флейте.

     На болотах живут замечательные сухопутные птицы-дрофы, они в отличии от других не прилетают с юга, а прибегают, причём делают это исключительно по ночам.

      Совершенно неожиданно вы можете повстречаться с болотной поганкой. Поганка - это птица, а вовсе не гриб, её  появление  на вашем пути считается  хорошей  приметой.

      Если ты куда-то торопишься, на болоте тебе делать нечего. Помните Лизу Бричкину, утопленницу из фильма  «А зори здесь тихие»?.. После  споём  с тобой  Лизавета!... Торопиться  не надо... Конечно, бывают плохие и хорошие болота. На хороших болотах пресный, кисло-плесневый и хмельной запах, на плохих пробивается запах тухляка и горького привкуса во рту. Но  и  с  плохим  болотом  можно подружиться, и  окажется,  что  это  болото  вовсе  не   плохое,  а  просто  больное  и старое. С ним нужно поговорить по душам, и лучше спеть ему старинный русский романс или что-нибудь из репертуара Козина или Вертинского, тогда оно пропустит. Только не бегите, старость не любит суеты. Засосёт! Можно, конечно, вытянуть себя за волосы, как сделал это Мюнхаузен, но лучше до этого не доводить. Болото, не побоюсь этого слова, - чудо природы! И относиться к нему нужно как к чуду, никак ни меньше, тогда болото отдаст тебе особые флюиды бликов и светотени, вуали туманного неведомого и парадокса мути и чистоты болотной тины...»

    Минаич отложил химический карандаш, закрыл блокнот. Хорошо. Правда хорошо. Ничего себе. Так и день прошёл, и ночь. Пошурудил в костре дрова, свернулся калачиком в стеганной фуфайке. Может, так и рождается литература? Похожая на сон. Водишь карандашом, как дирижерской палочкой. Заулыбался. Приду, расскажу всё Аглае и уеду в Крым. Давно хотел. И будет что будет. Стал засыпать. Потом проснулся. Нет, ещё не всё. Ещё стихи. Стихи - это особое пробуждение души, пойманное невидимой сетью… На горизонте разгоралось, теплилось угольками утро. Листок бумаги, на котором он писал, прикрыл рукой. Уснул. Ангел неслышно подошел к нему, снова погладил его по голове, взял листок и прочитал:

                    «Всю ночь не спал я у костра

                      до самого утра,

                      писал, писал, писал…писал,

                      устал и спать пора.

                      Что написал я зачеркнул,

                      не то, не то, не то.

                      И наконец-то я уснул,

                       укрыв себя пальто.

                      Стихи, они, как божьи сны,

                      слетают к нам со звёзд,

                      и мы мечтаем, чтоб с луны

                      нам ангел их принёс!».     

                                                                        Аза

  -  Слушай, знаешь, в 70-е была у нас тут гадалка была, на вокзале на втором? Цыганка Аза. Я в опорном пункте милиции тогда там работал. Она мне всё время говорила: «Советская власть наша народная, товарищ милиционер! Даже Сталин нас не трогал. И ты не трогай, старший сержант, счастья не будет! Вот  давай я лучше тебе, мой золотой, на погон загадаю. Повышение получишь!».

    Аза была специалисткой ловить клиентов с проходящих поездов. Чем и как она ловила, - профессиональный секрет. Где-то рядом с вокзалом, в зарослях, за кустами сидели ромалэ и совсем маленькие дети. Среди них выделялся кучерявенький, чернявенький Коля, который на все лады мог и станцевать, и спеть. Говорили ромалэ: – «А что, - мы народ весёлый, помнишь Яшку-цыгана из "Неуловимых мстителей"?» И сразу несется следом...Там-тари-тари-тари-там...Это та песня, где Савелия Крамарова  пристегнули цепью к медведю на цыганской свадьбе. Заводные были ромалэ - с пол-оборота. Попроверял у них паспор та - всё в порядке, только все прописки нездешние.

   - Мы ж табор  свой ждем, начальник, постоим тут мал-мала, а как подъедет «основной» наш, так и айда… и дальше поедем. 

    Как сейчас помню, выходит такой высокий мужчина-цыган от них, густая шапка седых вьющихся волос, улыбается как Волонтир из фильма, болванки и шайбы на пальцах, это перстни так называли. Достаёт билет и на поезд садится, в руке дипломат, пластико-алюминиевый. На любой вопрос отвечает: «Документы везу очень важные, производственные». И всё. Что он возил понятно становилось сразу, как только он начинал улыбаться своей лучезарной золотой улыбкой. Так и стояли цыгане тогда, целую неделю рядом со вторым вокзалом. Ждем, мол, своих, и всё!

     Аза была центровой на вокзале, а  смотрящей,  что стояла всегда в стороне, была  Роза. Ещё была Камила, она всегда разговаривала с проводниками. Многие из них обладали, можно сказать, гипнотическими способностями. По большей части им удавалось уговорить "клиента". Случалось, что выходившие из вагона за пивком мужики, оказывались в конечном итоге без денег и золотых колец. Погадал, ети её мать, на счастье, на удачу! Какие претензии к Азе? А она уже в стороне. Клиент поддался, повёлся,  сам захотел. Кольцо с пальца и деньги неуловимым образом оказывались у стоящего за её спиной пацаненка Коли, который сразу уходил и растворялся в ближайшем пейзаже. Чумной пассажир ещё минуту недоумевал, потом, видя, что поезд тронулся, бежал в свой вагон, не оставаться же на перроне.

      Спустя какое-то время я вышел после выходных и на своё удивление никого не нашёл, ни Азы, ни ромалэ. Перрон был пуст. Сиротливо поодаль стояли только две бабули с котелками дымящейся картошки и алюминиевыми мисками с квашеной капустой и солёными огурцами. Они-то и  рассказали, почему уехали цыгане. В субботу промчался здесь скорый товарный  поезд и сбил этого самого Колю. Шустрый он был, Коля, но как он попал под этот поезд, непонятно, никто не видел, быстро всё произошло. После этого ромалэ все снялись с этого несчастливого места, всем табором погрузились в вагон и уехали на юг, говорили, что в Крым. Только, рассказывают бабки, одна Аза осталась, всё сидела около того места на корточках обхватив голову, и повторяла: "Чертополох, чтоб ты сдох , открестись от меня... забери золото и деньги... верни мне Колю".

     Сынок, видно, был это её любимый. Сказала бабам у вокзала, что зарыла в землю всё золото, «не надо, - говорит, мне ничего!»  Потом тоже села в скорый поезд, и больше её никто не видел. Перрон опустел. Опять стало тихо. Подул северный промозглый ветер, закапал  дождь, предвещая неумолимую  смену сезонов, на землю упал первый желтый лист. Только на будке стрелочника сидела одинокая старая ворона и косила своим перламутровым глазом, будто что-то знала или о чем-то догадывалась, но хранила эту тайну и мудрость, недоступную грешным людям.                          

 

                              Акулий Хрящ               

     Все помнят знаменитые песчаные пляжи перед мостом. Здесь в советское время, на них было не хуже, чем Черноморском побережье. Хотите верьте, хотите нет, а народу на пляже в летний солнечный день было не протолкнуться. Ясное дело, на школьных каникулах ребята пропадали там. Были золотые времена - вода была чистейшая, песочек бархатным, и трава зеленее, и небо голубее. Даже не верится, что сейчас это не так. А тогда милое дело - мчишься на велике прямо от Дворца пионеров, несешься вниз, аж ветер уши закладывает, потом вдоль берега - и вот он пляж!

     Ребята наши плавали здорово, была у нас такая игра в «Кита», это когда нужно нырнуть, набрать целый рот воды, вынырнуть и пустить целый фонтан воды вверх.

     А ещё была у нас и такая игра «в спасателей », и даже название было придумано для нашей «морской шайки» - «Дети капитана Флинта». Конечно, тут, спору нет, лучше всех плавал Димка Хрящев, по кличке Акулий Хрящ. Дар плавания, что ли, был у него от рождения? Но Хрящ плавал прямо как дельфин. Нырял он тоже лучше всех, мог задерживать дыхание под водой аж на двадцать пять секунд. Один раз он, зараза такая, в усмерть перепугал этим взрослых сидевших на песочке и баловавшихся пивком «Ячменный колос».

  - Атас, мужики, дитё утопло! Вот, видел же. Он туда нырнул - и всё. С концами! - Мужики поднимались, начинали шуметь и размахивать руками! В это время Хрящ выныривал и начинал строить всякие дурацкие рожи. Конопатый нос его морщился, и в довершении всего он закатывал глаза, как утопленник, и оставались одни бельмы, высовывал на сторону язык и клокотал. Мы ржали, как подорванные, а взрослые грозили кулаками и заявляли,  что надают Хрящу тумаков. Тогда Хрящ включал артистизм и взывал жалостливо:

  - Я нечаянно, товарищи, я больше не буду, честное пионерское!

   И начинал по-собачьи скулить. Тут и пивные мужики не выдерживали и начинали ржать. Артистом кино Георгием Вициным  в миниатюре был наш Хрящ, вот кем.

    Как всегда неожиданность, случилась внезапно, когда ничего не предвещало. Гиппопотамоподобная  тётка полезла в воду. То ли на её жирное тело покусился огромный сом и стал тащить в свою нору, то ли ногу свело, никто не знает, но та завизжала и топором пошла ко дну. Все как-то опешили, и только Хрящ сразу врубился и сиганул в воду. Одному богу известно, что он сделал с этой особой под водой, но вскоре её гиппопотамная голова в резиновой шапочке появилась на поверхности, захрюкала и завизжала. Наверное, Хрящ её щекотал за пятки или ещё чего похлеще. Но бегемотиху каким-то чудом выбросило на берег, как выбрасывает после шторма кита. Она охала, причитала и ей было невдомёк что это Акулий Хрящ спас её, опять превратив всё происходящее в шутку! Хрящ рыбкой выскочил на берег, огляделся и быстро присоединился к нашей компании.

  - Во тетка даёт! Как стал её за пятки щекотать, аж взвилась вся! Под водой хорошо видно как жир затрясся у неё под рёбрами! Вот умора!

  - Так утонуть от смеха могла бы?

  -  Не, такие не тонут. Жир легче воды!

      Наша компания поднялась с места и побежала играть в волейбол на площадку у Дворца пионеров. И вместе с нами бежал наш  безвестный герой-спасатель, дельфин и товарищ  Акулий Хрящ.

                                                       Деятель

     Есть же на свете деятельные люди! Это факт. Деятеля в Калуге  брежневской поры знали многие. Он постоянно курсировал по склонам Березуевского оврага, возле Давинговских бань, если кто помнит, они находились рядом с храмом Покрова на Рву, ходил дальше по тропе под Каменным мостом, дальше шел налево вдоль Оки, где швартовались на бережку после работы пивные компании, и так доходил аж до бани на Зелёном крупце. За плечами Деятеля висел огромный, цвета хаки, столитровый рюкзак «Турист». Коренастый Деятель был силы недюженной, короткое бочкообразное тельце на коротеньких ножках, огромная мордастая голова на бычьей шее и большие загребущие крабьи ручищи. Пункты приема стеклотары раньше были по всей Калуге, не то что сейчас. Принимались белые молочные бутылки с широким горлом, пивные тёмные и водочные, обычные и винтовые. Основная часть советских людей отдыхала в то время во дворах, за столами с домино, на скамейках в парках и аллеях, а также вдоль берега у воды или в городском бору.

     На сбор стеклотары в бор Деятель отправлялся в выходные дни, когда романтические компании разбредались по окрестностям кто куда. И если под деревом сидела веселая компания с гитарой, после них оставалась, как правило, гора пустых бутылок. Деятель такие места, как говорится, пас и ездил туда на велосипеде.

    Случилось тогда и происшествие. Деятель встретил в бору лося. Как говорят обычно в таких случаях, капец подкрался незаметно. Хозяин леса не стал ждать милостей от природы, и увидев перед собой мордатую голову Деятеля, развернулся и дал своим копытом размером со сковородку прямо по огромному рюкзаку который Деятель держал перед собой. Раздался чудовищный хрустальный взрыв, и Деятеля взрывной волной отбросило в кусты. Лось, обалдевший от увиденного, поспешил удалиться, а контуженный Деятель остался лежать в кустах. Так он пролежал в лесу целую ночь. А утром очнулся и как ни в чем небывало пошел домой, забыв напрочь про велосипед.

     Это событие так повлияло на него, что в дальнейшем  Деятель перестал собирать бутылки, круто изменил свою жизнь и уехал, по рассказам друзей, во Владикавказ, лазил по горам, работал спасателем. Спас одну заблудившуюся, отставшую от группы девушку, женился на ней, бросил пить, курить, постройнел, помолодел, покрасивел. И когда уставшие альпинисты садились у костра и начинали рассказывать, как обычно, истории из жизни, начинал так:  «Хотите верьте, хотите нет, а вот как-то иду я по Калужскому бору, собираю бутылки, и вдруг лось… Лось, товарищи, зверь серьезный, с непредсказуемым русским характером…»

                                              Уходящая натура.

Сиротин прогуливался по городскому парку неторопливой походкой  приезжего человека, укрывшись серым зонтом, смотрел на лужи, в которых пузырились крупные капли августовского дождя. Погода не задалась. Он пошел по улице Марата до центра. А ведь сегодня его день рождения, а он не за праздничным столом, а вот здесь, в Калуге, в командировке. Сколько же он не был в этом городе? Почитай, лет двадцать? Да, наверное.

      Он вытащил из своего кожаного портфеля сухую рыбку, попил пива в киоске около "Гармошки" и пошёл прогуляться по городу. Дошел до площади Победы, посмотрел на мощный корпус нового ДК «Строитель», потом свернул направо, на Степанку, ноги сами несли его вниз к Оке, настроение было прекрасное, хоть и лил дождь.

     Под серенаду дождевых капель нахлынули воспоминания. А ведь здесь, в Калуге, прошла его молодость. Вспомнилось время, как здесь, на «скульптурке», во времена бурной молодости  он  рисовал эскизы, на практике лепил из глины фигуры, у него получалось. Ему нравилось быть ваятелем, мощными, сильными руками создавать пластику формы. Замечательное было время. Эх, молодость, где ты?

      Он остановился и стал разглядывать целую уличную галерею побеленных бетонных скульптур, выстроившихся вдоль скамеек сквера, уходящего вниз к Оке. Здесь были и футболист с мячом, и девушка с воланом и ракеткой, дальше стоял метатель диска, а еще дальше - дама толкающая ядро, и ещё… Дальше показалось что-то знакомое.

     И вот он увидел её. Это была скульптура девушки, бросающей мяч. Вот так да! Так это же его дипломная работа со скульптурной фабрики! Ничего себе! Оказывается, его дело живёт в веках! Не ожидал! Ну надо же, сколько лет, это ещё в середине пятидесятых было,  а всё стоит,  как будто  вчера поставили. Он вспомнил, как ходил в Москве на «первую выставку Пабло Пикассо в Советском Союзе» и увидел там «Девочку на шаре». Вот! Та же тема! А какая сила! Более глубоко и прямо про него, где он сидит на кубе и смотрит на девочку.

     А что, может сходить туда, на "скульптурку"? Сейчас спущусь до Салтыковки, дойду до бани на Зеленом Крупце, а там к Оке и направо по тропинке, так и дойду до мастерских. А что, думаю, мастера там ещё остались которых я знаю. Посидим. Вспомним былое. Зашел в «Гастроном», взял что полагается, беленькой и закуски. Пошел в предвкушении, потянуло в родные пенаты.

    С Оки дул хороший летний ветерок, не переставая, как будто кто-то включил вентилятор а потом забыл выключить. Дождь почти утих, но накрапывал. Прекрасно. Пошел хорошим быстрым шагом, дошел до Казанского храма. Стукнул в знакомую дверь в пристройке. Дверь задрожала, распахнулась. Появилось седое, бородатое лицо.

   - Дядя Сеня! Жив, курилка! Узнаешь?!

   - Етишкин пистолет! Студент, Пашка, ты что ли? Ничего себе! Каким ветром тебя сюда задуло?

   - Да вот, дядь Сень, занесло, проходил мимо, дай думаю, зайду.

Сели, стряхнули с верстака лишнее, разложили закусон, разлили, по традиции в  плошки для растирания красок.

  - Ну будем! Давай-ка, со свиданицем! - и дядь Сень  по-гусарски вскинул локоть. - Как делал Мастеровой, помнишь? Жаль, что такой скульптуры у нас в парке нет - «мужика со стаканом». А что? Памятник соленому Огурцу, говорят, делают в Одессе.

     Вечер обещал быть душевным. Вспомнили многих.

   - А я вот, дядя Сеня, тут свою красавицу с мячом видел на Степанке.

   - Сашку что-ли? - переспросил дядь Сень.

   - Да какого Сашку? Скульптуру, помнишь, какую я ваял на дипломе! Стоит ведь, представляешь!

  Дядь Сеня прищурил глаз.

   - Ты, брат, мозги, что ли, в своей тайге потерял? Ты что, не помнишь? Ты эту Сашку, Александру, и рисовал, а потом ещё и скульптуру эту с нее делал. Забыл, что ли? Я думал сначала, что ты её с собой на Север увез, а ты, видишь, забыл. Такая ж у вас любовь была! Странно даже мне. А потом смотрю, она с колясочкой по Степанке ходит. Ну, думаю, нет, значит, не взял. Такая девка,  слушай, она в тебе души не чаяла. Балда  ты , одним  словом, балбес-студент, чего с тебя тогда было взять.

  - Ах ты, скажи, пожалуйста! Как-то я упустил её из виду. Всё как-то там, понимаешь, повернулось в райкоме комсомола. Конечно, Александра, Сашка, как это я и в самом деле в склероз впал. Как оголтелые тогда бегали, давай, давай, скорей, главное успеть в вагон отходящего поезда впрыгнуть, изваять скульптуры молодых покорителей Севера, героев труда и целины, а там понеслось, поехало! Как в песне: "Мой адрес не дом и не улица, мой адрес Советский Союз!"

  - Ну ты кадр!

  - Да что ты! Сколько воды-то уже утекло. Не плачь, забудь. А я вот, Дядь Сень стихи пишу.

  - Ого! Поэты наши братья кровные, ну давай, приобщи!

                       -  Стою в лесу между пнями,

                           Считаю на срезах круги.

                           Так все мы потеряны днями,

                           И время  не видно ни зги.

                          БОЛЬШУЮ КОРЗИНУ ЗВЁЗД, КАК ГРИБОВ

                                  НЕСУ, ОСВЕЩАЯ СВОЙ ПУТЬ.

                                  ДО СЧАСТЬЯ  ОСТАЛОСЬ СТО ТЫСЯЧ ШАГОВ,      

                                  И МНЕ С ПУТИ   НЕ СВЕРНУТЬ.

                         Пусть слезы у моря все выпиты,

                         Пусть в двери стучится облом,

                         И входишь в бессмертие тихо ты

                         Под острым, как бритва, углом.

 Это я тебе, дядя Сеня, три разных стиха прочитал!

 

  - Как говорится, краткость - сестра таланта. Да ты брат, Мандельштам! Сильно вспахиваешь. Когда сеять будешь, позови, приду...

    На следующий день в номере гостиницы «Калуга», из окна которого был виден памятник Циолковскому с ракетой,  Сиротин как следует отоспался. Он был жаворонком, но всё равно проснулся рано, принял душ, побрился, надел галстук, костюм, долго слонялся по городу по командировочным делам, зашел  в парикмахерскую, в ту, что была на углу улицы Кирова, рядом с драмтеатром.

     Остановился   у кинотеатра «Космос», стал разглядывать афишу. «Премьера 1976 года  советско-американская фильм-сказка «Синяя Птица». Ничего себе! Что-то в этом есть. Пошел в кино. Потом пообедал в ресторане «Кукушка». Послушал, как играют тамошние музыканты. Да ведь настоящий рок играют! Группа называлась «Виза»! Как знаток этого «официально не запрещенного жанра в СССР», подошел к ребятам поблагодарить  и пожать  им руки.

      Хвост, Харрисон, Хмара и Песок играли, как боги, и скоро ресторан наполнился людьми до отказа. Завсегдатаи  приходили сюда даже не столько выпить, сколько послушать настоящих звёзд рока, и даже брали  автографы у музыкантов! Ничего себе, Калуга, прямо мекка рок-музыки!

    Ребята-музыканты опять заиграли, и из «Кукушки»  с верхотуры городского парка в сторону правого берега полетели мощные мелодические звуки рока. «А ведь не хуже «Юрайя Хип»! Молодцы, умеют показать класс!» Сиротин, вышел на воздух воодушевленный,  в хорошем настроении. Покурил на смотровой площадке и пошел в центр. Потом он долго стоял на улице Кирова и детально рассматривал огромный плакат «Решение XXV съезда партии выполним. Планы партии - планы народа», висевший на доме Быта, огромном  современном здании из стекла и бетона. И потом никак не мог совместить у себя в голове рок и ударников социалистического труда, шахтеров и сталеваров. Потом совместил. «Почему нет? Есть же металлический рок, значит, он для сталеваров у мартеновских печей! Слышал, кстати, недавно пласт крутой металлической группы, называлась она «Джудас Прист» - бомба!»

    Огляделся. Понастроили-то сколько, не узнать город! И как он ни старался не думать весь сегодняшний день  о вчерашнем разговоре про скульптуру, ноги его сами развернули в сторону от его утренних планов, и он вышел на Дзержинку и пошел по направлению к своей заветной скульптуре - девушке бросающей мяч.

   Сегодня дождя не было. Погода была по-августовски и теплой,  и приятной, Сиротин снял пиджак, ослабил удавку галстука, сел на скамейку и стал смотреть на скульптуру. Краем глаза он заметил какое-то движение и тут увидел, что  слева от него сидит женщина   с коляской  в белой  капроновой шляпе и вяжет крючком  махеровый розовый шарфик. Налетел порыв ветра с Оки, и Сиротин ощутил в себе в этот момент, странное, необъяснимое волнение, которое бывает, когда тебе в спину кто-то смотрит и ты чувствуешь это, но повернуться не можешь. Но Сиротин  не был трусом. Он повернул голову в сторону и стал смотреть на локон волос, пробивающийся из под  капроновой шляпы и попытался рассмотреть лицо той женщины, что сидела сбоку от него, и от которой, как он полагал, и исходили эти невидимые лучи. Не поднимая головы, и  не поворачиваясь, женщина вдруг заговорила до боли знакомым  голосом.

  - А что вы смотрите? Это я и есть. Я теперь часто сюда прихожу, к своей «девушке с мячом», с внучком посидеть.

   - Так это что, ты, что ли, Александра? - очки Сиротина заблестели на солнце от изумления нереальными огнями, он откинулся назад и замер.

  - Я.

  - Узнала ?

  - Да.

  - Ну так что ж, вот оно как… Вот так встреча. А ты помнишь…

  -  Помню. Что ж ты уехал? Зачем? Что ж ты сделал, Коля?

    Голову Сиротина будто засунули под воду, его мозг стал работать в каком-то непонятном режиме, когда возникает такое ощущение, что как будто все происходит не с тобой, а с неким потусторонним человеком. И этому потустороннему человеку муторно и стыдно.

   - Я на комсомольско-молодежную стройку уехал, Александра, понимаешь, время, какое было. Потом БАМ. Ну, в общем … страна наша очень большая, необъятная наша Родина. Прости, Саша. Сама знаешь, за что я у тебя сейчас прошу прощения.

  - Ну вот Коля, значит, и встретились мы. Вот как бывает. Вот как выходит. Кто-то теряет. А кто-то  находит.

  - Эдита Пьеха!

  - Жизнь, Коля.

  - А я вспоминал тебя, Александра, даже стихи про нас написал. Да я Саша, теперь поэт, меня теперь вся страна знает.

   - Вот как. Вся страна...

   - Почти вся, сибирь точно!

   - Прочти. Если про нас.

 

                   -  От сна пробудившись под вечер,

                      Мы сели в последний вагон,

                      Где слышались странные речи

                      И старый скрипел граммофон.

 

                      Костлявая смерть-проводница

                     Уснула,  забыв про покос,

                     Позволив свободой напиться

                     Под скрежет вселенских колес.

 

                     На поезде этом  уедем,

                    Родная ,  с  тобой далеко,

                    Туда, где Большие Медведи

                    Полярное пьют молоко.

 

   - А может, это к лучшему, Коля? - капроновая шляпа Александры качнулась, она встала,  и ему открылось её просветленное лицо, покрытое персиковым загаром.  Её серо-голубые глаза, как и раньше, смотрели на него с любопытством и блеском. Она повернула коляску и пошла с ней вниз к Оке медленной, плавной качающейся походкой восемнадцатилетней девушки. Откуда что берется у женщины, когда над её головой сходятся звезды? Обернулась:

  - Ну ты заходи, не забывай! Адрес помнишь?

  - Конечно! Приду! - крикнул ей в след Сиротин, и подумал: «Это что? Это она от меня сейчас опять сбежала, как тогда на вокзале?» А перед ним на алее, в лучах заходящего солнца, стояла его дивная белая скульптура, его Александра, та восемнадцатилетняя Сашка, которая как будто сейчас ожила и  бросала ему  мяч. И кричала из прошлого: "Лови!.." И это: "Ну ты заходи, не забывай…" И тут Сиротин наконец-то понял, что нет теперь у него никого дороже на всем белом свете этой ускользающей  от него, легкой как дуновение ветра, уходящей натуры.